От конкретного к абстрактному, от частного к целому. Двойное отрицание Гегеля.
Философия необъектна (абстрактна) и пользуется сложными понятиями, чтобы можно было отстраниться от рутинной жизни и подумать в новом направлении. Тем не менее, философия должна бы вернуться от абстракции к оставленной ею обыденной жизни — чтобы конкретизировать эти самые сложные понятия. Они найдут свое воплощение в той «философии жизни», от которой сперва отказались. Использование конкретных примеров в философии — отрицание абстрактного концепта. Но после конкретизирования необходимо возвращение к абстракции. Так и рождается философия. Конкретика — противоположность абстракции.
Но абстракция необходима, чтобы лучше понять конкретное. Здесь и возникает двойное отрицание.
Но абстракция необходима, чтобы лучше понять конкретное. Здесь и возникает двойное отрицание.
ФИЛОСОФИЯ
В философии Гегеля «дух» — это ключевое понятие, которое относится ко всеобщему сознанию. Это -- дух объективный. Под субъективным духом понимается, напротив, индивидуальное сознание.
Для познания необходимы познающее и познаваемое. Познающее — субъект, познаваемое — объект. А — субъект; Не-А — объект.
Дух А познает сам себя (для этого и поэтому существует материализующий объект, видящий мир). Дух противопоставляет себе материальное, истину, Не-А для того, чтобы познать себя.
Дух свободен, поэтому делает, что хочет. Чтобы познать себя, ему необходимо сотворить объект, истину, Не-А, то есть Не-Дух. Так как цель духа — познать себя, он должен вернуться из материального в себя, к себе.Таким образом, для того, чтобы найти себя, ему нужно отрицать материальное, то есть найти Не-Не-А.
Не-Не-А (Не-Не-Дух) это и есть А, но познавшее себя, нашедшее себя и нашедшее себя в отрицавшем. Это и есть основное, пусть и немного неожиданное, понятие в гегелевской системе — закон отрицания отрицания (Не-Не-А).
Упрощая: я не могу увидеть себя без того, что показало бы мне себя. Я беру зеркало. Отрицаю себя в зеркале (да, зеркало — это Не-Я), а зеркало отрицает себя (так как Не-Я — лицо в зеркале — это Не-зеркало), таким образом, я вижу себя.
Дух познает себя через людей (историю, искусство, политику), так как люди — это и природа, и дух. Когда человек (в данном случае Гегель) познает этот закон (отрицание отрицания), Дух через него познает сам себя.
Дух познает себя через историю. Явления культуры, исторические процессы — то, в чем дух себя как бы «пробует».Перестройка — это отрицание СССР (А — СССР, а теперь построили Не-А). Но после перестройки все возвращается в другой форме -- и получается Не-Не-А. То же, например, можно сказать о великой французской революции и наполеоновском перевороте 18 брюмера.
Человек живет в Осло. Человеку необходимо посмотреть мир, чтобы не умереть от тоски. Поэтому человек едет в Мельбурн (Не-Осло). Вернувшись, он смотрит на все вокруг иначе -- а ведь вернулся человек в тот же Осло. Уезжая из Мельбурна, он отрицает город (Не-Не-Осло). Но и возвращается он не в тот же Осло, в котором жил до поездки.
Быть может, поэтому и дружба после ссоры такая крепкая. Или когда подростки, отрицающие родителей, вырастают и становятся на отрицаемое похожи.Проблема в том, что гегелевской схемой можно объяснить все, что угодно. А схемы, которые все могут объяснить, вызывают подозрение.
Редакция
Для познания необходимы познающее и познаваемое. Познающее — субъект, познаваемое — объект. А — субъект; Не-А — объект.
Дух А познает сам себя (для этого и поэтому существует материализующий объект, видящий мир). Дух противопоставляет себе материальное, истину, Не-А для того, чтобы познать себя.
Дух свободен, поэтому делает, что хочет. Чтобы познать себя, ему необходимо сотворить объект, истину, Не-А, то есть Не-Дух. Так как цель духа — познать себя, он должен вернуться из материального в себя, к себе.Таким образом, для того, чтобы найти себя, ему нужно отрицать материальное, то есть найти Не-Не-А.
Не-Не-А (Не-Не-Дух) это и есть А, но познавшее себя, нашедшее себя и нашедшее себя в отрицавшем. Это и есть основное, пусть и немного неожиданное, понятие в гегелевской системе — закон отрицания отрицания (Не-Не-А).
Упрощая: я не могу увидеть себя без того, что показало бы мне себя. Я беру зеркало. Отрицаю себя в зеркале (да, зеркало — это Не-Я), а зеркало отрицает себя (так как Не-Я — лицо в зеркале — это Не-зеркало), таким образом, я вижу себя.
Дух познает себя через людей (историю, искусство, политику), так как люди — это и природа, и дух. Когда человек (в данном случае Гегель) познает этот закон (отрицание отрицания), Дух через него познает сам себя.
Дух познает себя через историю. Явления культуры, исторические процессы — то, в чем дух себя как бы «пробует».Перестройка — это отрицание СССР (А — СССР, а теперь построили Не-А). Но после перестройки все возвращается в другой форме -- и получается Не-Не-А. То же, например, можно сказать о великой французской революции и наполеоновском перевороте 18 брюмера.
Человек живет в Осло. Человеку необходимо посмотреть мир, чтобы не умереть от тоски. Поэтому человек едет в Мельбурн (Не-Осло). Вернувшись, он смотрит на все вокруг иначе -- а ведь вернулся человек в тот же Осло. Уезжая из Мельбурна, он отрицает город (Не-Не-Осло). Но и возвращается он не в тот же Осло, в котором жил до поездки.
Быть может, поэтому и дружба после ссоры такая крепкая. Или когда подростки, отрицающие родителей, вырастают и становятся на отрицаемое похожи.Проблема в том, что гегелевской схемой можно объяснить все, что угодно. А схемы, которые все могут объяснить, вызывают подозрение.
Редакция
Двойное отрицание Гегеля составляет только часть разработанной им Диалектики и это достаточно проблематичное построение. Уверенность в том, что чему-то нужна его полная противоположность, имеет смысл, если мы говорим о дуалистических явлениях, у которых есть прямой антагонист. Неясно, как применять двойное отрицание к чему-то более абстрактному, чувствам, желаниям. Как найти прямую противоположность таким явлениям, как, например, любовь? Цель двойного отрицания — в действии по контрасту для «очистки» идеи, которая понимается как противоречивая. Двойное отрицание порождает более совершенную идею, которая все еще обладает своими собственными полярностями. Конечная же цель — это идея, лишенная противоречий. Это теоретизирование может продолжаться до бесконечности, так и не придя к чему-то ясному и устойчивому. Так происходит, вероятно, из-за упомянутой выше проблемы: «очищаемая» идея слишком абстрактна, чтобы обладать полной противоположностью. Кроме того, даже если и можно найти «чистую» конечную идею, то поиски ее займут, пожалуй, слишком много времени.
Таким образом, проблематизируется сама гегелевская Диалектика: процесс отрицания может начаться только, когда закончится то, что он отрицает. Двойное отрицание не может быть использовано для принятия решения, только для выяснения фактических последствий. Зачем тогда идее, решению, проходить через двойное отрицание? Ведь это не дает никаких рекомендаций для дальнейших шагов.
Процедура, которая только «рассматривает" эффекты, но не дает туториал по их выявлению и последующему с ними взаимодействию может быть только частью другой, общей системы.
Гегель говорит: части, взятые сами по себе, вне целого — бесполезны.
Двойное отрицание может быть полезно перед отходом ко сну -- что-то вроде подсчета овец, где овцы заменены незавершенными идеями, каждая из которых должна быть пересмотрена снова и снова — или в какой-то такой зауми. Но все же оно не дает руководства к действию.
Гегель сохраняет свои несомненные значения и влиятельность, но это уже история философии. Этика и политическая теория продолжают оставаться ключевыми проблемами философии. Гегелевское же двойное отрицание в его нынешнем виде не имеет тесной связи ни с политической теорией, ни с этикой, но предоставляет инструмент для рефлексии постфактум.
Джона Шумахер
Таким образом, проблематизируется сама гегелевская Диалектика: процесс отрицания может начаться только, когда закончится то, что он отрицает. Двойное отрицание не может быть использовано для принятия решения, только для выяснения фактических последствий. Зачем тогда идее, решению, проходить через двойное отрицание? Ведь это не дает никаких рекомендаций для дальнейших шагов.
Процедура, которая только «рассматривает" эффекты, но не дает туториал по их выявлению и последующему с ними взаимодействию может быть только частью другой, общей системы.
Гегель говорит: части, взятые сами по себе, вне целого — бесполезны.
Двойное отрицание может быть полезно перед отходом ко сну -- что-то вроде подсчета овец, где овцы заменены незавершенными идеями, каждая из которых должна быть пересмотрена снова и снова — или в какой-то такой зауми. Но все же оно не дает руководства к действию.
Гегель сохраняет свои несомненные значения и влиятельность, но это уже история философии. Этика и политическая теория продолжают оставаться ключевыми проблемами философии. Гегелевское же двойное отрицание в его нынешнем виде не имеет тесной связи ни с политической теорией, ни с этикой, но предоставляет инструмент для рефлексии постфактум.
Джона Шумахер
Сегодня часто можно услышать, что гегелевская философская система якобы нарушает принцип непротиворечия метафизики Лейбница. Одна и та же вещь не может одновременно и быть, и не быть. Это довольно нетрудно объяснить. Возьмем какой-нибудь всем известный предмет, например, чашку. Чашка либо есть, либо ее нет. Это утверждение вроде бы совершенно тривиально: чтобы додуматься до такого, не нужно прилагать особенных усилий. Благодаря символической логике мы знаем, что сформулированный вариант принципа непротиворечия легко прослеживается от пустого множества.
Гегель своим понятием «отрицания» нарушает основной закон рационального мышления.
Однако отрицание Гегеля более сложное и не вполне однозначно. Чтобы иметь представление о его роли в гегелевской системе и сделать вывод о его возможной пользе, нам необходимо обратиться к структуре «Логики» Гегеля (логика эта — не та формальная логика, как, скажем, у Фреге), внутри которой Гегель и находит отрицание.
Обратимся к онтологическому проекту Канта, цель которого в том, чтобы разграничить понятия «явление» и «вещь в себе». Он заключает все человеческое познание внутри первого термина (явление) и постулирует второе (вещь в себе) как то, что действительно есть; сам же источник явлений при этом остается за пределами познания. Как Бог у Псевдо-Дионисия, вещь в себе —это непостижимое «запредельное» человеческого мышления: мы, люди, просто не можем знать или сказать, какова она. В отличие от определения Бога средствами апофатического богословия*, мы даже не знаем ничего о том, каковой вещь в себе не является. То, что мы знаем — это только явления. Получается, что даже если наше познание верно и мы находимся в здравом уме, наши знания все равно ограничены.
Будет грубым обобщением, если при описании онтологического проекта Гегеля сказать следующее: Гегель принимает изложенную выше схему Канта и отбрасывает «вещь в себе». То, что есть — это то, что нам является; постулирование непостижимой, но действительно существующей вещи разрушает всякую возможность настоящего познания. Если я, как человек, ограниченный собственными интуицией и разумом, знаю лишь явления, представленные интуицией и определенные разумом (хотя эти явления — не то, что на самом деле есть, а что-то еще, о чем я ничего знать не могу) — то я не знаю ничего, потому что не знаю, что есть, или как то, что я знаю, с ним соотносится.
Итак, для Гегеля в принципе нет ничего непостижимого разумом, равно как нет ничего невыразимого. Кроме того, как показал Кант (но сам он не вполне признавал это), то, что есть, всегда составляется разумом; то, что есть, всегда «промыслено» уже.
Последствие совпадения этих двух принципов заключается в том, что «мышление мыслит нас и то, что мы мыслим», — т.е., универсальные формы мышления составляют каждое возможное определение мышления и каждый его объект.
«Объективная логика» — первая часть «Науки логики» Гегеля, и ему хотелось заменить «бывшую метафизику» ей. Сама она разделена на две сферы: Бытие и Сущность. В Бытии объекты мышления «промыслены» так, как непосредственно даны в бытии; в Сущности знание отражается познающим субъектом — проблематизируется то, как субъект понимает те вещи, которые были непосредственно даны в Бытии.
Отрицание обсуждается в «Логике» и описывается рефлексией определяющего типа — той, что отмечает моменты сущности в их обособленности друг от друга. Иначе говоря, осознать отрицание мы можем только если бытие понимается как различие между тем, что является, и тем, что действительно есть.
*определение Бога через то, чем он не является
Энтони Стоунер
Гегель своим понятием «отрицания» нарушает основной закон рационального мышления.
Однако отрицание Гегеля более сложное и не вполне однозначно. Чтобы иметь представление о его роли в гегелевской системе и сделать вывод о его возможной пользе, нам необходимо обратиться к структуре «Логики» Гегеля (логика эта — не та формальная логика, как, скажем, у Фреге), внутри которой Гегель и находит отрицание.
Обратимся к онтологическому проекту Канта, цель которого в том, чтобы разграничить понятия «явление» и «вещь в себе». Он заключает все человеческое познание внутри первого термина (явление) и постулирует второе (вещь в себе) как то, что действительно есть; сам же источник явлений при этом остается за пределами познания. Как Бог у Псевдо-Дионисия, вещь в себе —это непостижимое «запредельное» человеческого мышления: мы, люди, просто не можем знать или сказать, какова она. В отличие от определения Бога средствами апофатического богословия*, мы даже не знаем ничего о том, каковой вещь в себе не является. То, что мы знаем — это только явления. Получается, что даже если наше познание верно и мы находимся в здравом уме, наши знания все равно ограничены.
Будет грубым обобщением, если при описании онтологического проекта Гегеля сказать следующее: Гегель принимает изложенную выше схему Канта и отбрасывает «вещь в себе». То, что есть — это то, что нам является; постулирование непостижимой, но действительно существующей вещи разрушает всякую возможность настоящего познания. Если я, как человек, ограниченный собственными интуицией и разумом, знаю лишь явления, представленные интуицией и определенные разумом (хотя эти явления — не то, что на самом деле есть, а что-то еще, о чем я ничего знать не могу) — то я не знаю ничего, потому что не знаю, что есть, или как то, что я знаю, с ним соотносится.
Итак, для Гегеля в принципе нет ничего непостижимого разумом, равно как нет ничего невыразимого. Кроме того, как показал Кант (но сам он не вполне признавал это), то, что есть, всегда составляется разумом; то, что есть, всегда «промыслено» уже.
Последствие совпадения этих двух принципов заключается в том, что «мышление мыслит нас и то, что мы мыслим», — т.е., универсальные формы мышления составляют каждое возможное определение мышления и каждый его объект.
«Объективная логика» — первая часть «Науки логики» Гегеля, и ему хотелось заменить «бывшую метафизику» ей. Сама она разделена на две сферы: Бытие и Сущность. В Бытии объекты мышления «промыслены» так, как непосредственно даны в бытии; в Сущности знание отражается познающим субъектом — проблематизируется то, как субъект понимает те вещи, которые были непосредственно даны в Бытии.
Отрицание обсуждается в «Логике» и описывается рефлексией определяющего типа — той, что отмечает моменты сущности в их обособленности друг от друга. Иначе говоря, осознать отрицание мы можем только если бытие понимается как различие между тем, что является, и тем, что действительно есть.
*определение Бога через то, чем он не является
Энтони Стоунер
Мы приходим к тому, что чем больше упрощаешь, чем дотошнее ты пытаешься разобраться, тем сложнее становится процесс. Означает ли это, что нужно «копать дальше», или нужно остановиться прямо сейчас?
